Александр Капьяр www.alkapyar.narod.ru
УМНИЦА (женский роман)
ЧАСТЬ II
Глава 3
Помимо
Самсонова, Нина на двенадцатом этаже общалась только с Кларой Федоровной. Это была
женщина лет сорока, приятной, миловидной внешности, всегда очень тщательно и
строго одетая. Поначалу она с Ниной держалась официально, хотя и любезно, с
готовностью помогая во всем, что относилось к ее сфере. А сфера ее была очень
обширна и важна – кроме обязанностей секретарши генерального директора она
выполняла работу референта, отвечая за учет важнейших документов «Градбанка».
Перелом в
отношениях Нины и Клары Федоровны наступил, когда секретарша однажды подсела к
Нине в буфете. На директорском этаже был свой буфет, в котором обедало
руководство. Когда Нине предложили ходить туда, она отказалась было,
предпочитая общую столовую на третьем этаже. Однако Синицын настоял: «Извините,
Нина Евгеньевна, в этом вопросе вы не вольны. Соображения безопасности, так
сказать».
Вынужденная
пользоваться директорским буфетом, Нина старалась прийти к закрытию, когда все
начальство, отобедав, расходилось, и буфет пустел. Однажды, когда она, сидя там
одна, приступила к грибному жюльену (кормили в буфете превосходно и за
символические деньги), вдруг вбежала Клара Федоровна.
– Ой, еще
открыто? Ну, слава богу, а то с этим авралом тут голодной останешься.
В
последнее время аврал в «Градбанке» был каждый день.
Набрав
свой поднос, Клара Федоровна, направилась к столику Нины.
– Вы
позволите, Нина?
Нине
показалось, что секретарша не очень рада перспективе застолья с ней, но в
пустом буфете выбора у той не было – сесть за другой столик было бы невежливо,
а Клара Федоровна явно старалась быть вежливой с девушкой-аналитиком, которую
так отмечал директор.
Поначалу
их беседа сводилась к замечаниям о погоде, потом, слово за слово, Клара
Федоровна разговорилась. Было видно, что ей давно уже было не с кем поболтать
по-женски и, найдя в Нине внимательную слушательницу, она оттаяла.
С тех пор
секретарша всякий раз сама приходила перед закрытием буфета, не скрывая своего
желания посудачить с Ниной. Теперь уже Клару Федоровну было не остановить, она
болтала обо всем подряд – излагала историю своей жизни, давала характеристики
руководству «Градбанка», пересказывала местные сплетни. Нина не любила сплетен
и на предыдущих местах работы редко участвовала в любимом занятии служащих –
перемывании костей начальству, – но болтовню Клары Федоровны не пресекала. В
оправдание она убеждала себя, что идет на это ради дела – что невзначай может
услышать что-нибудь полезное для своей работы, – но в душе осознавала, что это
лукавство: на самом деле ей просто хотелось узнать как можно больше о том
окружении, в котором жил и работал ее любимый. Об окружении – и о нем самом.
Клара
Федоровна была родом из Алушты.
– Знаете,
Нина, такой городок у моря? Пять месяцев там сезон – все забито отдыхающими, по
вечерам гремит музыка в ресторанах и на танцплощадках. Курортные романы, все
такое... Местное население занято в обслуживании и торгует фруктами. Но
остальные семь месяцев – ничего, никакой жизни, безработица и скука.
Юная Клара
после школы устроилась машинисткой в исполкоме. Получала гроши, но все-таки это
была постоянная работа.
– Но еще я
пела, – с улыбкой сказала Клара Федоровна. – У нас был самодеятельный
коллектив, мы выступали по домам отдыха, нас хорошо принимали.
Оглянувшись,
она убедилась, что в буфете никого кроме них нет.
– Вот,
послушайте.
Низким грудным
голосом она пропела: «Ой, ты, казак лихой, ой, ты, сокол мой ясный...»
– Как
красиво! – искренне восхитилась Нина.
– Да,
красиво, – вздохнула Клара Федоровна.
Бросив
свою Алушту, Клара поехала покорять столицу, хотела учиться вокалу.
– И что? –
спросила Нина. – Неужели вас не приняли?
– Куда
там! Ниночка, вы не представляете, сколько нас таких, способных дурочек, сюда
приезжает каждый год. А тут ведь у всех свои дети есть, их нужно
пристраивать...
Карьера
певицы у Клары из Алушты не состоялась. Зато выяснилось, что у нее настоящий
талант к секретарскому делу. Она быстро овладела появившимися тогда
персональными компьютерами, виртуозно набирала тексты, была аккуратна,
исполнительна – мечта любого руководителя. Сменив несколько секретарских
должностей, она устроилась на хорошую зарплату в одну из новоявленных
финансовых компаний, которые в ту эпоху плодились как грибы.
А потом
кое-что произошло. Несколько раз, подходя к этому месту, Клара Федоровна
осекалась и переводила разговор на другое. Этим другим неизменно был ее сыночек
Стас. Стасу было двадцать лет, он учился в архитектурном институте. Клара
Федоровна вырастила его одна, для нее он был светом в окошке. Кроме сына и
«Градбанка» в жизни Клары Федоровны буквально ничего больше не было.
– Стасик
такой способный, вы не представлете! – излучала восторженную материнскую любовь
Клара Федоровна. – Еще на втором курсе он участвовал в международном конкурсе.
Всем, ну, всем без исключения было ясно, что его проект на голову выше
остальных, но, вы же понимаете, – блат, интриги...
Наконец,
постепенно, Нина узнала, что произошло с ее собеседницей двадцать лет назад.
Нина не старалась выудить у Клары Федоровны ее секреты, но той самой хотелось
поделиться.
Фирмы-однодневки,
которые в те годы называли себя финансовыми компаниями, как правило,
существовали недолго. Успешно или неуспешно «покрутив» деньги, они лопались,
как пузыри на лужах в конце майского ливня.
Компания
Клары тоже вдруг стала выказывать признаки скорого конца. Главным виновником
был один из двух молодых совладельцев компании. Он был славным, обаятельным
парнем, но запутался, затянул компанию в долги. Ему светила либо тюрьма, либо
расправа со стороны кредиторов из тех, у кого в то время были в моде бритые
затылки и малиновые пиджаки.
В
критический момент он упал перед Кларой на колени и умолял подделать один
документ, который хранился у нее. И Клара это сделала.
–
Извините, но почему вы на это пошли? – удивилась Нина.
– Неужели
непонятно? – проговорила Клара Федоровна с мукой в лице. – Любила я его. Он был
отцом Стаса, которого я тогда носила.
Нина
потупилась. Ей не хотелось узнавать чужие мучительные тайны, ей хватало своих.
– Самые
безумные поступки мы совершаем ради тех, кого любим, – заметила Клара
Федоровна.
Нина
промолчала. Тронутая историей Клары Федоровны, она чуть было не начала
рассказывать о том, что она сама совершала ради родного человека, но вовремя
прикусила язык.
– Чем же
это кончилось? – спросила она.
Кларе
Федоровне и сейчас, двадцать лет спустя, было нелегко об этом говорить.
– Дело раскрылось.
Мой любимый погиб. Но фирма сохранилась, ее спас другой совладелец. Знаете, кто
это был?
Нина
недоуменно пожала плечами.
– Это был
Павел Михайлович, Ниночка. Да-да, он самый. Правда, тогда его никто по
имени-отчеству не называл, ему было всего-то двадцать с небольшим. Для всех он
был Паша. Но он уже тогда был большим человеком. Я имею в виду... Ну, вы
понимаете.
Нина
переваривала услышанное.
– А что
стало с вами? – спросила она.
– Меня он тоже
спас. Я думала, он первый меня уничтожит, а он прикрыл, объяснил всем, что я
была не в курсе, меня использовали. Ну, потом наорал на меня, конечно, в
уборщицы перевел на три месяца. Но разве это наказание? Я готова была сама себе
руку отрезать за то, что натворила. С тех пор я с ним, – подытожила Клара
Федоровна. – Я вам это рассказываю, чтобы вы знали: более благородного человека
на свете нет.
Нина
ликовала, стараясь не выдать этого своим лицом. Ее любимый не был
бесчувственным истуканом. За его внешней броней билось доброе сердце – по
крайней мере, так было двадцать лет назад.
– А
вашего... Я хочу сказать – другого совладельца, его...?
– Вы
имеете в виду – не Паша ли его убил? – правильно поняла Клара Федоровна. – Нет,
это сделали другие.
Нина не
задавала Кларе Федоровне вопросов о Самсонове, но постепенно та сама ей немало
рассказала.
Нина уже
слышала раньше, что Павел Михайлович разведен, но теперь узнала подробности.
Самсонов прожил с женой лет десять, развелся четыре года назад. Жена жила во
Франции, сын учился в закрытой школе в Швейцарии.
– А вы
знали его жену? – спросила Нина Клару Федоровну.
– Как не
знать! Она мне каждый день звонила, проверяла, где муж, а еще любила неожиданно
заявиться в офис, и Павел Михайлович должен был все бросать, выслушивать,
какого нового барахла она накупила на его деньги.
– Какая
она была? – спросила Нина.
– Стерва,
– с сердцем ответила Клара Федоровна, понизив голос. – И красивая, вроде нашей
Марины... Ой, что это я? – спохватилась она. – Марина не такая, вы не подумайте.
– Почему
вы эту бывшую жену так не любите? – спросила Нина.
– А за что
любить-то? – горячим шепотом отозвалась Клара Федоровна. – Стерва, и есть
стерва. Заявлялась к мужу на работу, чтобы проверить, нет ли у него там какой
женщины, а сама изменяла ему напропалую.
– Откуда
вы это знаете?
– Да все
знали. Один Павел Михайлович ничего не знал. Говорили, что и сын-то не от него.
– Последнее Клара Федоровна прошептала
Нине на ухо.
По словам
Клары Федоровны, стерва-жена каким-то обманом заставила Павла Михайлович
переписать на нее имущество, после чего развелась с ним, с помощью
пройдох-юристов все оставив себе. Теперь, ведя светскую жизнь в Париже, она из
злобы не давала Павлу Михайловичу общаться с сыном.
У Нины в
груди разлилась горячая волна любви и сочувствия. Бедный, бедный, любимый
мужчина...
– Видите,
Ниночка, Павла Михайловича сильно обманывали в жизни, – добавила Клара
Федоровна. – Так что немудрено, если он теперь никому не доверяет.
– А
Марине? – вырвалось у Нины, которой давно и жгуче хотелось разузнать что-нибудь
о другой приближенной директора.
– Ну,
Марина – это другое дело, – отозвалась Клара Федоровна.
В чем
заключалось это другое дело, Клара Федоровна объяснять не стала, ей явно не
хотелось обсуждать свою коллегу по директорской приемной. Однако в дальнейшем
желание посудачить все-таки взяло верх, и понемногу Нина узнала от нее о Марине
то, что ее интересовало.
Марина,
как и Павел Михайлович, была родом из Красноярска, однако познакомились они уже
в столице. В том году красавица Марина стала «мисс Красноярский край» и
приехала, как десятки других красавиц, бороться за звание мисс страны. По своим
данным она вполне заслуживала короны, только данные тут ничего не решали.
Марина оказалась не готова к жизни в джунглях столичного шоу-бизнеса, построенного
на беспредельной продажности, подлости и цинизме. В Сибири все было попроще.
Павел
Михайлович встретил Марину, когда она была в отчаянном положении. Ее обманули,
запутали, она оказалась должна большие деньги каким-то темным личностям,
крутившимся вокруг конкурса. У нее денег не было – не было даже обратного
билета в Красноярск, – только диадема «мисс Красноярский край» со стекляшками в
роли бриллиантов. Чтобы рассчитаться с долгом, ей стали настойчиво предлагать
сниматься в порнофильмах.
Павел Михайлович
вступился за красавицу-землячку. Темные личности отстали, но из конкурса, с
которым Марина связывала все свои надежды, она вылетела.
Павел
Михайлович предложил ей оплатить билет до Красноярска, но Марина наотрез
отказалась возвращаться. «Ну, как я там теперь покажусь? Я умру со стыда. Ведь
там во всех газетах писали, что я уже чуть ли не «мисс мира». А тут я заявлюсь,
побитой собакой. Здрасьте, давно не виделись... Нет уж, я лучше буду тут
голодать».
Голодать
Марине не пришлось – Павел Михайлович ей помогал, хотя и предупредил, что это
временно. Марина честно пыталась найти работу модели в индустрии моды, но там в
ней не нуждались. В домах моды моделями работали жерди ростом под сто
восемьесят, а у Марины были идеальные пропорции. Была еще индустрия рекламы;
Марина пыталась сниматься в рекламе духов и белья, но и это не заладилось.
Всюду какие-то сальные типы – фотохудожники и редакторы – предлагали ей решать
вопросы через постель, а она на это не шла. Марина не была ханжой, но по ее
провинциальным понятиям иметь больше одного любовника было безнравственно. А
один любовник у нее был – Павел Михайлович Самсонов.
Их связь
началась по ее инициативе. Павел Михайлович тогда переживал свой развод, к
женщинам относился болезненно, что выражалось в том, что он часто менял их,
избегая настоящей близости. Марину он к постели не склонял.
– Пойми,
ты мне ничего не должна, – говорил он ей.
– А я это
не из чувства долга, Павел Михайлович. Просто девушке нужен секс, – отвечала
она, развязывая у него галстук.
– Учти, я
жениться не собираюсь, – предупреждал Самсонов.
– Не
зарекайся, – смеялась она, расстегивая на нем сорочку. – Да не напрягайся ты
так, я же не говорю, чтобы ты сегодня на мне женился. Я подожду...
Павел
Михайлович, который как огня боялся близких отношений, тяготился их связью.
–
Все-таки, чем ты собираешься заниматься? – спрашивал он.
– А ты
возьми меня в свой банк, – неожиданно попросила Марина.
– Ну, вот,
придумала! Что ты там будешь делать? Ты же ничего не умеешь!
– А я не
собираюсь работать. Я буду украшением твоего банка. Вы же там все уроды. Разве
нет?
– Как? А
я? – смеялся Павел Михайлович.
– А ты –
главный урод!
Павел
Михайлович веселился от души, но брать Марину на службу не хотел. Его
переубедил Синицын, который был в курсе марининой истории.
– Павел
Михайлович, а вы возьмите Марину Анатольевну с собой на переговоры. Пусть
ничего не делает, просто сидит рядом с вами. Уверяю вас, это будет полезно для
дела.
Самсонову
такое в голову не приходило, но у него было чутье на хорошие идеи, и он решил
попробовать.
«Градбанку»
предстояли трудные переговоры о слиянии. Одев Марину в строгий деловой костюм и
назвав ее помощницей, Самсонов привел ее в зал переговоров. Все остальные
переговорщики были мужчины, и у них всех при виде Марины отвисли челюсти.
Парадоксальным образом деловой костюм, скромный макияж и строгое выражение лица
только подчеркивали бьющую через край женственность Марины.
Самсонов
посадил Марину сбоку от себя, поручив держать на ослепительных коленях какие-то
бумаги, которые якобы могли понадобиться (они не понадобились). Начав
переговоры, он сразу почувствовал, что Синицын был прав. Перед Самсоновым
сидели акулы бизнеса, готовые драться до крови за каждый кусок, но в
присутствии Марины их реакция заметно замедлилась, а агрессивность снизилась,
уступая место вредному для дела мужскому позерству и бахвальству. Переговоры
прошли для «Градбанка» благополучно.
Самсонов
принял Марину на работу. Ее ежедневная обязанность состояла в том, чтобы
управлять потоком посетителей, приглашенных или жаждущих попасть на прием к
директору. Но по-настоящему она была нужна на переговорах, где теперь также
выступала в качестве переводчицы.
– Вы не
думайте, Нина, она совсем не дура, – заверяла Клара Федоровна. – На двух языках
говорит. Ну, не по финансам, конечно, а так, вообще.
По итогам
каждых переговоров Марина получала большие премиальные и была теперь девушкой
обеспеченной. При желании она могла бы открыть собственное модельное агентство.
– А они с
Павлом Михайловичем...? – наконец задала Нина мучавший ее вопрос.
– Спят ли
они? – поняла Клара Федоровна. – Нет, точно нет. У Павла Михайловича есть
принцип: не путать работу с интрижками. Он себе этого не позволяет и у других
охоту отбивает. Так что, когда он брал Марину на должность, он ее предупредил,
что их связи конец.
– А она?
– Она
сказала: «Не зарекайся», – засмеялась Клара Федоровна.
– А откуда
вы все это знаете? – спросила Нина.
– Да она
сама мне рассказывала. Она ведь раньше веселая была, озорная. Это только в
последний год она такая смурная.
– Как вы
думаете: она все еще надеется выйти замуж за Павла Михайловича? – спросила
Нина, стараясь, чтобы ее вопрос прозвучал как можно равнодушнее.
– Конечно,
надеется, – сказала Клара Федоровна. – Если бы не надеялась, ушла бы... А
хотите знать, Нина? Я считаю, что она была бы ему хорошей женой.
Нина
промолчала.